Книга Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката - Денис Горелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Россия от восторга себя забыла; именами Виру и Джай разве что близнецов не называли. Ценители вызнавали через знакомых дату праздника Холи, чтоб на даче вдосталь набрызгаться краской из пульверов. Едва не дошло до секты плясунов по стеклу. Если бы массовый потребитель индийского кино был хотя бы гипотетически способен запомнить фамилию режиссера, имя Рамеша Сиппи затмило бы активно поддерживаемую федеральными СМИ вселенскую славу династии Капур.
А так – остался он в памяти только испорченной столичной тусовки. И не обманул ее ожиданий. Герой следующей картины Сиппи, попавшей в советский прокат, носил фамилию Кумар.
Русская Испания была праисторической и оттого водевильной: дон Кихот, дон Жуан, Собака на сене и Дуэнья с носом Т. Васильевой. Ближе кастаньет, камеристки инфанты, испанского сапога и испанского воротника у нас старались не заглядывать: там правил Франко, и мы их знать не хотели. Испания кончилась на Дали и пилотках-республиканках.
Шхуна «Эспаньола», грипп испанка, шпанская мушка, падеспань – да.
Гойя в стихах Вознесенского и исполнении Баниониса – да.
Страна придуманная, невсамделишная, книжно-позавчерашняя – пожалуйста.
Но и только.
Тамошний террор в публицистических передачах рифмовали с корридой – да где ж его не рифмовали с корридой? Все европейские глупцы только и делали, что вмонтировали корриду в кадры разгона левых маршей или хронику гражданской войны.
Был в этом какой-то фальшивый, надрывный балаган.
Толстый черт ухватил карапузика, и стекает клюквенный сок.
И в этой пытке, и в этой пытке рождается клинок булатный.
Все, как у Дали.
Мы не верили, что Испания настоящая.
Альмодовар показал, что и правильно.
Испания – Аргентина, 1968. Digan lo que digan. Реж. Марио Камю. В ролях Рафаэль, Серена Вергано. Прокат в СССР – 1970 (37,8 млн чел.)
Мальчик – такой, губастенький – едет в большой город навестить брата, уважаемого человека. Город (страшная сила) зовется Буэнос-Айрес, брат занят не в убойном бизнесе и не порос рыжей шерстью Виктора Сухорукова, но тоже пошел кривой дорожкой: пьет горькую, сидит за ДТП и вместо народных шлягеров сочиняет грустное для души. Чтобы помочь родне, младший делает лучшее, что умеет в жизни: поет песню.
Парадокс: эта популярная в СССР сказка про водопады и конные прогулки снята в Испании еще при жизни Франко, а значит, при последнем в Европе ортодоксально фашистском режиме, не имевшем с нами дипотношений и продолжавшем отстреливать коммунистов (член ЦК КПИ Гримау был казнен всего за пять лет до фильма). В Аргентине, где происходит действие, красных тоже не пряниками кормили, а чаще подключали электроды к причинным местам (см. фильм «Эвита», там промежду песнями много всякого на этот счет). И вот поди ж ты – эстетика закрытой изоляционистской автаркии с дряхлеющим вождем и католической цензурой нашла отклик у другой изоляционистской автаркии с дряхлеющим вождем и марксистской цензурой. Зрители при всей терпимости ворчали на сюжет (сюжета там, по правде, никакого и нет – при трех-то авторах сценария) – но в условиях накрывшего белый мир поп-цунами, унисекса и «излишеств всяких нехороших» обе традиционалистские оконечности Европы ценили консерватизм и так называемую «исполнительскую культуру»: короткую стрижку, простертые руки, поставленный голос, пиджак с галстуком, песни об архаичных ценностях и братней любви. И трава была зеленой, и сорочка фисташковой, и галстук, как всегда у латинос, фиолетовым, и радуга радужной, не символизируя притом однополых браков. Пылали закаты и любовь была. Так у нас пели Муслим, и Карел Готт, и Дин Рид, и Полад Бюль-Бюль оглы, и верхом сценической вольности считались белые готтовы клеши. В снятой вскорости советско-румынской копродукции «Песни моря» угадывались схожие мотивы, и женщина тоже была чуть старше заморского гостя – мягко обозначая целевую аудиторию подобного рода мюзиклов.
Режиссера фильма у нас и по сей день зовут Марио Камус – хотя фамилию Camus благодаря одноименному коньяку давно принято читать как Камю. Камус этот за жизнь поставил 57 картин, названия которых вполне сгодятся в заголовки поп-шлягеров: «Поле звезд», «Город чудес», «Цвет облаков», «Птица счастья», «Гнев ветра», «Когда тебя нет». Впрочем, судя по совпадению двух из них с титлами альбомов Рафаэля, все это были развернутые на полтора часа клипы, и только. Фильмов с названием «Поле звезд» можно снимать в год по пять, а то и по восемь.
Замечено, что предметом ностальгии никогда не бывают изобильные годы, а только пора опрятной нужды и светлого простодушия. То было время, когда верхом шика считался белый теплоход, зоной инопланетной недосягаемости – города Мадрид и Буэнос-Айрес, все слушали волшебный голос Джельсомино-Рафаэля и звали Камусом не только режиссера, но и коньяк.
«Ах, я была тогда моложе и лучше, кажется, была».
Мы их любили, как своих.
В италомании не было и грамма самоотрицания, как в чувствах к французам или американцам. При желании любой здесь становился итальянцем – крикливым, атомным, хитрожопым неудачником на подламывающихся каблуках.
Так они себя видели и всем показывали. Молчунья Витти, меланхолик Мастроянни, томный Антониони будто и не итальянцами были. Зато Челентано, Сорди, Даволи, Лорен – это да, экспортный вариант, бахвалы-балаболы-жулики-вертихвостки с вечно воздетыми вверх щепотками, фортиссимо дьяболо мама мия.
«Люблю итальянцев, они как грузины», – писала Елена Кузнецова.
«O, sole mia», – истошно орал Заяц в «Ну, погоди!»
«Донна белламаре, трегоре кантаре», – горланили песню на чисто итальянском языке Абдулов и Фарада.
Итальянская мечта была нестыдной. Такие же нищеброды, как мы, только сексуальные, потому что солнца много.
Отсюда и совершенно искреннее здешнее помешательство на неореализме – а не потому, что коммунисты велели. Те же бедняцкие проблемы ранних беременностей, детского курения, вечно сидящего на горшке младшего брата и поклонения комично спесивой аристократии. Только у нас да в Италии граф мог быть фигурой и ничтожеством одновременно, в одних и тех же глазах. И царь. И мэр. И полицейский. Любой богач и бездельник.
Может быть, бедность всегда отрицает свое и чужое достоинство?
«Видел ту Италию на карте – сапог сапогом», – сказал доктор в «Формуле любви», и это стало моделью: не больно-то там.
«И муж-итальянец, как море, шумит», – добавила великодушная Кузнецова.
Италия – ФРГ, 1982. Bingo Bongo. Реж. Паскуале Феста Кампаниле. В ролях Адриано Челентано, Кароль Буке. Прокат в СССР – клубный (данные отсутствуют).
Недопревращенный в человека примат сбегает от ученых в город, шалит, а выучив язык, от имени фауны обращается к человеку с шантажом и угрозами.
